всё
1926
Ногу на ногу заложив
Велимир сидит. Он жив.
1926
Мы бежали как сажени
на последнее сраженье
наши пики притупились
мы сидели у костра
реки сохли под ногою
мы кричали: мы нагоним!
плечи дурые высоки
морда белая востра
Но дорога не платочек
и винтовку не наточишь
мы пускали наши взоры
версты скорые считать
небо падало завесой
опускалося за лесом
камни прыгали в лопату
месяц солнцу не чета
сколько времени не знаю
мы гналися за возами
только ноги подкосились
вышла пена на уста
наши очи опустели
мох казался нам постелью
но сказали мы нарочно
чтоб никто не отставал
на последнее сраженье
мы бежали как сажени
как сажени мы бежали
!пропадай кому не жаль!
всё
1927
Лошадка пряником бежит
но в лес дорога не лежит
не повернуться ей как почке
не разорвать коварной бочки
1926–1927
Двух полководцев разговор
кидался шаром изо рта
щека вспухала от натуги
когда другой произносил
не будь кандашки полководца
была бы скверная игра
мы все бежали б друг за дружкой
знамена пряча под горушкой
Но вдруг ответ звучал кругами
расправив пух усов, комрот
еще в плечах водил руками
казалось он взбежит умрет
и там с вершины голос падал
его сверкала речь к ногам
не будь кандашки полководца
то пораженье было б нам
И вмиг пошли неся винтовки
сотни тысяц, пол горы
двести палок, белые головки
пушки, ведьмы,
острые топоры.
Да-с то было время битвы
ехал по́ полю казак
и в седле его болталась
Манька белая коза.
1926 или 1927
Глядел в окно могучий воздух
погода скверная была
тоска и пыль скрипели в ноздрях
река хохлатая плыла
Стоял колдун на берегу
махая шляпой и зонтом
кричал: «смотрите, я перебегу
и спрячусь ласточкой за дом.»
И тотчас же побежал
пригибаясь до земли
в его глазах сверкал кинжал
сверкали в ноздрях три змеи
1927–1928
неходите января
скажем девять — говоря
выступает Левый Фланг
— это просто не хорошо. —
и панг.
<январь 1927>
Берег правый межнародный
своемудрием сердитый
обойденный мной и сыном.
Чисты щеки. Жарки воды.
Рыбы куцые сардинки
клич военный облак дыма
не прервет могучим басом
не родит героя в латах.
Только стражника посуда
опорожнится в лохань
да в реке проклятый Неман
кинет вызов шестипалый
и бобер ему на спину
носом врежется как шлюпка.
А потом беря зажим
сын военного призванья
робкой девицы признанье
с холма мудрого седла
наклоня тугую шею
ей внимает бригадир.
Запирает палисад
Марья ключница. И вот
из морей тягучих вод
слава Богу наконец
выбирается пловец
как народ ему лепечет
и трясется на него
осудя руки калачик
непокорного раба
яхты нежные кочуют
над волнами поплавком
раскрываются пучины
перед ним невдалеке.
24 мая 1926 — январь 1927
Летание без крыл жестокая забава
попробуй упадешь закинешься неловкий
она мучения другого не избрала
ее ударили канатом по головке.
Ах, как она упала над болотом,
закинув юбочки! Мальчишки любовались
она же кликала в сумятицах пилоту,
но у пилота мягкие усы тотчас же оборвались.
Он юношей глядит
смеется и рулит
остановив жужжанье мух
слетает медленно на мох.
Она: лежу Я здесь в мученьях.
Он: сударыня, я ваша опора.
Она: я гибну, дай печенье.
Вместе: мы гибнем от топора!
Холодеют наши мордочки,
биение ушло,
лежим. Открыли форточки
и дышим тяжело.
Сторожа идут стучат.
Девьи думы налегке.
Бабы кушают внучат
Рыбы плавают в реке.
Елки шмыгают в лесу
стонет за морем кащей
а под городом несут
Управление вещей.
То им дядя птичий глаз
ма <нрзб.> сердце звучный лед
вдруг тетерев я пешком зараз
улетает самолет.
Там раздувшись он пропал.
Кто остался на песке?
Мы не знаем. Дед копал