Том 1. Авиация превращений - Страница 61


К оглавлению

61
Унылых мыслей философ.
Хотя бы раз в твое сознанье
проник ли жизни мощный зов?

после 13 авг. 1937

«Деды жили, деды знали…»


Деды жили, деды знали
Как им жить и как им быть
Мы же внуки всё забыли
Мы плывём, не зная куда нам плыть.


Деды строили заборы
Разводили скот и птиц
Деды были инженеры
Своих задумчивых и гордых лиц.


Мы же дедов наших внуки
Сильно двинулись вперед
Верим только лишь науке,
А наука, всегда почти, врёт.


Врёт проклятая наука,
Что бессмертья людям нет.
Врёт! И в том моя порука,
Что науке скоро капут.


Потому что нет науки,
А бессмертье людям есть
Я видал такие знаки.
Я слыхал такую весть.
Очень скучно было б миру,
Человеку и душе
Если б жил и бух в могилу!
И вот уже на том свете атташе.

<сентябрь 1937>

«Я сегодня лягу раньше…»


Я сегодня лягу раньше,
Раньше лампу погашу,
Но зато тебя пораньше
Разбудить меня прошу.


Это просто удивленье
Как легко меня будить!
Ты поставь на стол варенье, —
Я проснусь в одно мгновенье.
Я проснусь в одно мгновенье,
Чтобы чай с вареньем пить.

2 ноября 1937

«Не маши колесом, не стругай…»

1.


Не маши колесом, не стругай колесо,
не смотри в воду, не грызи камни.

2.


Колесом не бей, не крути колесо,
не ложись в воду, не дроби камни.

3.


Не дружи с колесом, не дразни колесо,
опусти его в воду, привяжи к нему камень

«Вечер тихий наступает…»


Вечер тихий наступает.
Лампа круглая горит.
За стеной никто не лает
И никто не говорит.
Звонкий маятник, качаясь,
Делит время на куски,
И жена, во мне отчаясь,
Дремля штопает носки.
Я лежу, задравши ноги,
Ощущая в мыслях кол.
Помогите мне, о Боги!
Быстро встать и сесть за стол.

1936?

Прогулочка


Мужик и баба играют на свободе,
Стоит оголтелый народ на пароходе
Глядит в зелёную воду.
В закусочной доктор накапливает силу;
Мужик и баба напарываются на виду,
И доктор спешит к пароходу.


Стоит пароход озарённый луною.
Я мимо иду, и Марина со мною,
Погода нам благоприятна.
Мужик и баба громко стонут,
Под пароходом люди тонут,
И доктор уходит обратно.

<1935–1937>

Дактиль


Девушка с рыжими косами
Ходит в тени под откосами
Громко стучит каблучок
Юноша, сидя на стуле,
Бросив кинжал и две пули,
Держит вязальный крючок.

<1935–1937>

«Люблю порой смотреть в окно…»


Люблю порой смотреть в окно
И наблюдать других людей заботы
Люблю порой смотреть в окно
Тем самым уклоняясь от работы.


Я долго, пристально смотрю
В лицо молоденькой еврейки
Стараясь прочитать в чертах её лица
Законы женских чар

«Да, я поэт забытый небом…»


Да, я поэт забытый небом
<3абытый небом> с давних пор.
А были дни, когда мы с Фебом
Гремели вместе сладкий хор.
А были дни, когда мы с Фебом
Гремели вместе сладкий хор.
А были дни когда мы с Гебой
Носились в тучах над водой.
И свет небес летал за Гебой
И гром смеялся молодой
И гром гремел летя за Гебой
И свет струился золотой.

<1935–1937>

«Шёл Петров однажды в лес…»


Шел Петров однажды в лес.
Шел и шел и вдруг исчез.
«Ну и ну, — сказал Бергсон, —
Сон ли это? Нет, не сон».
Посмотрел и видит ров,
А во рву сидит Петров.
И Бергсон туда полез.
Лез и лез и вдруг исчез.
Удивляется Петров:
«Я, должно быть, нездоров.
Видел я: исчез Бергсон.
Сон ли это? Нет, не сон.»

1936-37

1938

«Гнев Бога поразил наш мир…»


Гнев Бога поразил наш мир.
Гром с неба свет потряс. И трус
не смеет пить вина. Смолкает брачный пир,
чертог трещит, и потолочный брус
ломает пол. Хор плачет лир.
Трус в трещину земли ползёт как червь.
Дрожит земля. Бог волн срывает вервь.
По водам прыгают разбитые суда.
Мир празднует порока дань. Сюда
ждет жалкий трус, укрыв свой взор
от Божьих кар под корень гор, и стон
вой псов из душ людей как сор
несет к нему со всех сторон, —
сюда ждёт жалкий трус удар,
судьбы злой рок, ход времени и пар,
томящий в жаркий день глаз, вид, зовущий вновь
зимы хлад, стужами входящий в нашу кровь.
Терпеть никто не мог такой раскол небес —
планет свирепый блеск, и звёздный вихрь чудес

<конец 1937>

«Зима рассыпала свои творенья…»


Зима рассыпала свои творенья.
Пушистый снег лежит среди дубров.
На санки положив поленья,
везет их под гору Петров.
За ним собака в кожаном ошейнике
бежит, сверкая белым зубом.
И вот папаха на мошейнике
уже горит под старым чубом.
Петров конечно рад ужасно,
61